|
О книгах.---->
Несколько книг Ивана Шмелёва---->
Солнце мёртвых. Содержание.
Часть 29. Земля стонет.
Я никак не могу уснуть.
Коснулся души Господь -- и убогие стены тесны. Я хочу быть под небом -- пусть не видно его за тучами. Ближе к Нему хочу... чуять в ветре Его дыхание, во тьме -- Его свет увидеть.
Черная ночь какая! Дождь перестал, тишина глухая; но не крепкая, покойная тишина, как в темные ночи летом, а тревожная, в ожидании... -- вот-вот случится!.. Но что же случиться может?.. Я знаю, что после дождя может сорваться ветер, сорвется вдруг. А сейчас даже слышно капанье одиночных капель, и с глубокого низу доплескивает волною море, будто дышит. Слышу даже, как чешется у Вербы собака.
Я тихо иду по саду, выглядываю звезды, вот-вот увижу, -- чувствуются они за облаками. Пахнет сырой землей, горною мглою пахнет: сорвется ветер, чуется тугой воздух. Свежая хвоя кедра осыпает лицо дождем... Я затаиваю шаги... болью хватает меня за сердце... Вот он, жуткий, протяжный стон... тянется из далекой балки. И снова -- тихо. И снова -- тяжкий, глубокий вздох... -- кто-то изнемогает в великой муке.
Удушаемый вопль покинутого всеми...
Я знаю его, этот тяжкий, щемящий стон. Я слышал его недавно. Он взывает из-под земли, зовет глухо...
О нем все говорят в округе:
-- А по ночам-то теперь, в балках к морю... застонет-застонет так -- у-у-у... у-х-х-х-х-х-х... А потом тяжело-о так, вздохнет -- ааа...а! Сердце захолонет будто! Вроде как земля стонет. Недобитые это стонут, могилки просят... Ох, нехорошо это!..
Я прислушиваюсь в глухой ночи. Тяжко идет из балок:
...уууу... у...
Нет ему выхода, -- потянется и уходит в землю. И еще, еще...
...аааа... а... -- замирающий вздох муки...
Мертвой тоскою сжимает сердце. Не они ли это, брошенные в овраги, с пробитою головою, грудью... оголенные человеческие тела?.. Всюду они, лишенные погребения...
Умом я знаю: это кричит тюлень, черноморский тюлень -- "белуха". Знают его немногие рыбаки -- выводится. И не любят слышать. Он подымает круглую голову из моря, глухою ночью, кладет на камень и стонет-стонет... Не любят его -- боятся -- черноморские рыбаки, и "рыба его боится".
Умом я знаю... А сердцем... -- тяжело его слышать человеку.
Я долго слушаю, затаившись, и мукой кричит во мне. А вот и сорвался ветер, ударил с гор. Зашумели, закланялись, закачались кипарисы, затрепетали верхушками, -- видно на звездном небе. Продуло тучи. Будет теперь дуть-рвать круглые сутки. Не кончит в сутки -- ровно три дня дуть будет. А к третьему дню не кончит -- на девять дней зарядит. Знают его татары.
Слышно через порывы, как бьют в городке часы. Не остановились?.. Нет в городке часов: это церковный сторож. Последнее время выбивает редко. Что ему пришло в голову? Одиннадцать?..
А может быть, и отнесло ветром. Полночь?
Я смотрю в сторону городка. Ни искры, ни огонька, провал черный. А что такое у моря, выше?..
Пожар?! Черно-розовый столб поднялся!.. Пожар!.. Или обманывает темнота ночи, и это ближе, а не на пристани... Не у столяра ли Одарюка, на мазеровской даче... костер в саду?.. Шире и выше столб, языки пламени и черные клубы дыма! Пожар, пожар! Вышка на Красной Горке освещена, круглое окошко видно! Черная сеть миндальных садов сквозит, выскочил кипарис из тьмы, красной свечой качается... полыхает. В миндальных садах пожар?.. Черная крыша Одарюка вырезалась на пламени.
Я бегу за ворота, на маленькую площадку, где кустики. Под моими ногами -- даль. Ближние дома городка светятся розовым, и розовая свеча-минарет над ними, с ними... В море широкий отсвет костра-пожарища. Даже пристань выглянула из тьмы! Миндальные сады -- как днем, сучья видны и огненные верхушки. Срывает пламя, швыряет в море. Разбушевался там ветер.
-- Пожар-то какой... Господи!.. Дахнова дача горит!..
Голоса сзади, из темноты, -- соседи. Яшка ковром накрылся. Няня, в лоскутном одеяле. С Вербиной горки доносит:
-- Матросы горят... ей-Богу!.. пункт ихний! Нет, Дахнова!
Полянка, где мы стоим, вся розовая, от зарева.
-- Ба-тюшки... -- вскрикивает няня.-- Да это же Михайла Васильич горит!.. Он... он!.. Новая его дачка, из лучинок-то стряпал! По старому его дому вижу... глядите, дом-то!..
Конечно. Горит доктор, -- за его старым домом.
Утихает. Кончилась, сгорела! Много ли ей надо, из лучинок?
Должно быть, рухнула крыша: полыхнуло взрывом, и стало тускло.
-- Сбегай, Яша... узнай! -- просит няня.
-- Ня-ня... -- слышится болезненный голос барыни. -- Где горит?
-- Да сараюшка на берегу.-- Спите с Богом. Уж и погасло.
-- Иди, няня... детей-то перепугали...
Миндальных садов не видно. За ними отсвет. Я стою на крыльце, жду чего-то... Я знаю. Незачем мне идти.
Сгорела дача старого доктора... Я же знаю. А может быть, только дача... Доктор переберется в свой старый дом... Мне уже все равно, все -- пусто.
Вызвездило от ветра. Млечный Путь передвинулся на Кастель -- час ночи. А я все жду...
Шаги, тяжело дышит кто-то, спешит... Это -- Яша.
-- Ну?..
-- Капут! Сгорел доктор! И народу никого нет... Матрос там один, гоняет... которые набежали... Никто ничего не знает... и Михал Василича не видать... Говорят, сгорел будто... в пять минут все! А он еще накрепко припирался... кольями изнутри... Матрос говорит... снутри горело. У них с пункта видно... Обязательно, говорит, сгореть должен... Хозяин обязан у своего пожара ходить, а его не видали... все говорят! А может, куда забился?.. Все печь по ночам топил! А уж тут-то у него... не хватает. Ну, спать пойду. Слышите... опять он стонет?.. Настонал доктору-то...
Да, стонет... или это ветер жестянками... Сгорел доктор. Ушел в огне. Сам себя сжег... или, быть может, несчастный случай?.. Теперь не страшно. Доктор сгорел, как сучок в печурке.
Часть 30. Конец доктора.
|
