Тихвинские жители день всех святых празднуют очень торжественно; из Тихвинского большого монастыря бывает крестный ход в церковь Всех Святых, стоящую на правом берегу р. Тихвинки против большого монастыря. По преданию, на этом месте сошла на землю с воздуха икона Тихвинской Богоматери. Эта церковь принадлежит монастырю. Когда мы шли уже обратно с крестным ходом, случился в городе, на Богородской улице, сильный пожар, истребивший около 60 домов. Бедствие было ужасно.

          Вскоре на вспоможение погорельцам от Императора Александра I-го на имя городского головы, Василья Ивановича Овинского было прислано 60 тыс. серебрянных рублей; курс рубля тогда состоял в обращении 3 р. 80 к. ассигн., но этот курс вскоре упал до 3 руб. 60 коп. Деньги эти все были розданы по принадлежности погорельцам. В непродолжительном после этого времени с городским главой случилось слелующее событие; тогда низшие чины городской полиции состояли из граждан, они отправляли эту повинность натурою. Частные и квартальные и прочие чины были тоже от купечества и мещанства. Из числа сих один квартальный чем-то провинился пред градским главой Овинским; голова посадил его в городническое правление под арест.

Брат арестанта пошёл просить градского главу простить брата и выпустить из-под ареста; тот отозвался, что это зависит теперь не от него, а от секретаря городнического правления Петра Захарыча, тогдашнего воротилы всего города; тот пошёл к секретарю, который отозвался, что он тут не при чём: голова-де посадил, голова пусть и выпустит. Ходатай пошёл опять к голове, тот опять почему-то стал уклоняться, и вот у просителя произошёл крупный разговор с головой, и в горячности проситель назвал голову Государевым вором. Это голове показалось невыносимо обидно; он велел укорителя взять в Городническое правление, и там стали снимать с него допрос; обвиняемый от своих слов не отрекался и потребовал, чтобы показание своё в книге допросов дали ему написать самому; это ему дозволили.

          Он в казённой шнуровой книге написал, что градский глава, получивши Монаршую милость погорельцам, серебряный рубль считал за 3 р. 60 к., а раздавал по 3 р. 80 к. и потому он желает знать, кому поступил остаток в 20 к. с. от каждого рубля? Все присутствующие в думе, прочитав это, пришли в великое смущение, но «что писано пером, того не вырубишь топором».

Началось дело. Из Новгорода была назначена следственная комиссия; доносчик остался прав, а градского голову, мущину рослого, дюжего и красивого, в одно прекрасное утро нашли на постели мёртвого с признаком приёма сильного яда. Этим судебное дело и кончилось.

          В августе, не помню которого числа, приехал в Тихвин Император Александр Павлович, подъехал он в коляске вместе с гр. Аракчеевым прямо к Тихвинскому монастырю. Это было в полдни. Народа в монастыре толпилось множество, в числе мальчишек зевак был и я. Государь подьехал ко вторым святым воротам с западной стороны, над которыми Царём Феодором Иоанновичем построена небольшая церковь св. Феодора Стратилата. Подле этой церкви, к югу, устроен двухэтажпый корпус с настоятельскими кельями, с северной стороны, подле церкви тоже двухэтажные кельи, занимаемые монастырскими казначеем и экономом; корпуса эти строены ещё Иваном Грозным.

          Государя бывший архимандрит Герасим встретил приветственною речью. Герасим в это время случайно приехал из Москвы; он жил уже на покое в Симоновом монастыре. После речи Герасим пошёл с Императором в соборную церковь. Там настоятель обители архимандрит Самуил сказал тоже приветственную речь. После молебствия Император, приложась к иконе Богоматери, долго разговаривал, как-будто со старым знакомым со старцем Мартирием.

Потом посетил его келью, оттоле архимандрит с Мартирием водили Императора в трапезную церковь, — казать Шебуевскую картину перенесения Божией Матери; на этой картине изображён несущим на руках икону Император Павел Петрович. Император долго смотрел на эту картину и благодарил архимандрита Герасима за мысль осуществить это событие на холсте; потом Император молился находящейся там иконе Божией Матери, принесённой из Старой Руссы. Икона эта более трёх аршин ширины и около 5 арш. вышины; затем Император посетил настоятельские кельи, где была приготовлена закуска.

Государь был весьма весел и много разговаривал с обоими архимандритами и старцем Мартирием, находящимся тут же возле Государя. — Из обители Государь поехал в отведённый ему дом купца Ивана Максимовича Калашникова. Из Тихвина Государь поехал по Ярославскому тракту.

          Моя мать познакомилась с игуменьей женского Тихвинского монастыря Таисией и нередко ходила к ней со мной. В одно время ходил я с матерью в находящийся в недальнем расстоянии от этого монастыря лес и на небольшое окружённое со всех сторон этим лесом озеро, называемое «Царицино озеро» здесь Царица Колтовская, супруга Грозного, во время нашествия на г. Тихвин шведов, которые город и женскую обитель разорили, и только не могли они взять Тихвинского большого монастыря.

Во время осады этого монастыря, в стане, находившемся на южной стороне луга, называемом «Таборы», на них вдруг нашло такое ослепление и исступление, что враги не узнали себя и боролись сами с собой, так что лишь малая часть их вернулась на свою сторону.

На месте, где жила Царица, поставлена небольшая часовня, куда она впоследствии часто ходила для богомолья. При своей жизни Царица возобновила обитель обширнее и лучше прежнего. Она потом со старицей Дарьей приходила поклониться в Ростов св. Леонтию и на гроб его приложила пелену, на которой вышита золотом и шёлком Божия Матерь с св. Николаем, беседующую на упавшем на землю дереве с поповичем Юрьем. Старицу эту Ростовский святитель Иоанн Власатый сопровождал в г. Владимир.

Царица померла в схиме под именем Марии, в лето 7091 мая в 16 день и погребена в притворе или паперти Соборной церкви Тихвинского женского монастыря.

          Это передала моей матери в рассказах игуменья Таисия.

          На месте дома, где жил боярин Василий Колтовский — отец Царицы (незаконный сын кн. Василья Юрьевича Шемяки, рождённый от княгини Феодоры дочери кн. Ивана Феодоровича Голенина Ростовского супруги кн. Семёна Юрьевича Вороны Ростовского) находилась кладбищенская деревянная церковь св. Иова многострадального; это я слышал из разговора с отцом моим Тихвинского купца Ивана Тимофеевича Бередникова.

Многие небогатые женщины ходили работать к нам на огород; одна из таких солдатская дочь, у которой мать была полька, очень понравилась первостатейному Тихвинскому купцу Якову Ивановичу Бередникову, который за красоту её, невзирая на такое низкое положение, на ней женился и жил потом в великом согласии; имя этой солдатской дочери было Александра; я бывало часто на огороде с ней дрался.

          Ещё ходил к нам работать на огород старый гвардейский инвалид но прозвищу Яков Питерец; он за какое-то преступление прислан был из гвардии в Тихвин под тамошний полицейский надзор. Он был мастер рассказывать сказки; я почти от него не отходил, особенно он хорошо сказывал арабские сказки. После, когда я приобрёл это сочинение в нескольких томах и стал их читать, то вспомнил давно уже умершего Якова Питерца. Он рассказывал тогда мне эти сказки точно по этой книге.

          Тихвинский купец Иван Тимофеич Бередников, кроме двух сыновей, имел ещё дочь. Она была старее меня годами тремя или четырьмя. Мне тогда было с небольшим 10 лет; у матери моей с купцом Бередииковым дело было условлено, чтобы когда мы вырастем, то чтобы соединить нас браком; я, хотя нечасто, но ходил с матерью моей к Бередиикову в гости и видал названную мою невесту. Она была ростом высокая и красивая, но я тогда ничего не понимал и разницы между ей и полькой Александрой, или Шушкой (которая впоследствии вышла за брата моей невесты), никакой не знал и играли, ссорились и дрались также одинаково.

Увы! Время всё изменило; я через год остался в Ростове; купец Бередников в это время помер; сын его Яков женился на сказанной выше польке Александре, а сестра его, — моя невеста, вышла за господина казначея; фамилию его я теперь позабыл.

Казённое казначейство тогда находилось в нижнем этаже дома купца Бередникова.

Таким образом, условие старших не состоялось; видно правду говорит пословица: «Человек предполагает, а Бог располагает». Впоследствии времени мать моя спрашивала о своём условии у образного старца Мартирия, но тот на это ей ответил молчанием, не сказал ни да, ни нет. Мне, впрочем, и ещё раз не удалось жениться; уже по совершеннолетии, когда поехал я получать деньги из опекунского совета в Петербург и по пути заехал в Тихвин к сестре и зятю.

Они поселились уже там и сделались гражданами. Там они и нашли для меня невесту, одну дочь у отца одного из первых овощных торговцев по имени Степана Бусарова. Послали письмо в Ростов о согласии на этот брак моей матери. Я же между тем поехал в Питер, купил там чернобурый мех, часы, стулья и кровать красного дерева; шубу и часы я и теперь ношу на себе, и мебель цела, только одной Бусаровой невесты нет;
покуда я ездил, девица Бусарова пошла с какой-то пастушкой по обычаю гражданок помолиться Божией Матери в Тихвинский монастырь и вместо монастыря очутилась близ города с полуденной стороны в селе (имя села я забыл), там поп Тимофей, брат Ростовского соборного протоиерея Андрея Тимофеевича Тихвинского обвенчал её с небогатым мещанским сыном без воли и тайно от отца, в то время подобные браки там были не редкость, а поп Тимофей, весьма жадный на деньги, венчал свободно такие браки, говоря: «Мне хоть с висельницы приди, обвенчаю, только дай деньги».

          Впрочем, случай всё-таки привёл несколько исполниться желанию моей матери: она женила меня на купеческой дочери Ростовского купца Фёдора Фёдоровича Бабурина, с которой я счастливо прожил двадцать восемь лет. Она умерла в 1860 г. ноября 10 дня.

Вступить в другой брак я отказался и не увлекался выгодностию партий, сравнивая это с лотереей, где не все билеты бывают с выигрышами, а чаще всего пустые.

          Но возвращаюсь последовательно к рассказу.

          В ноябре месяце моя мать с зятем Гаврилом ездили в Питер гостить к своей дочери Грачёвой и была там около двух недель; я оставался в это время в Тихвине на огороде со старухой Прасковьей Ивановной и сказочником Яковом Питерцем; это время я считал лучшее из моей жизни; сказки Якова Питерца и притом все разные лишь тогда и прекращались, когда я лягу спать или засну. Его сказки я слушал неутомимо и охотно.

          При отъезде нашем в Ростов в начале декабря месяца мы ходили прощаться с Мартирием. Он благославил мать мою иконою Тихвинской Богоматери, которой, умирая, благословила потом и меня. Мне тогда Мартирий подарил письмовник в двух частях «Кому какие писать письма». На первой части была им сделана надпись следующего содержания: «Петра Егорова Грузина». Жалко, что первая часть утратилась, вторая же сохранилась и до настоящего времени; ещё не знаю каким-то чудом сохранились у меня многочисленной переписки Мартирия с отцом моим два письма своеручные Мартирия 1813 года с подписью «образной иеромонах Мартирий Грузин». В это лето Мартирий обходился со мной также как и при отце; раздача Мартириевой муки происходила у меня по-прежнему; различные подарки и новая окапировка тоже как и прежде шла от Мартирия.

          За неделю до Рождества мы приехали в Ростов на своих лошадях в двух повозках. По отчётам зятя Гаврила, отданным моим опекуном, оказалось, что лето было самое плодородное для всех огородных овощей. Приезд Государя в Тихвин был в самый сбор всех плодов и потому расход на плоды слишком велик, прилив же разного рабочего народа в город был огромный. Это произошло оттого, что приводились в благовидное состояние трактовые дороги на тех пунктах, где поедет Государь, и в самом городе устраивались проспекты и красились обывательские дома. Всё это для торговли огородными овощами было очень прибыльно, так что у нас за всем расходом оказалось пользы более 6000 рублей ассигн. На всю эту сумму зять без всякого видимого документа, по одному будто бы словесному желанию моей матери, взял себе как и всё огородное заведение; давно ведь уж сказано: «Греча не хлеб, а зять не кормилец».

          В первой половине XVIII столетия в с. Угодичах был крестьянин Ларион Ларионов Подуруев; он близ с. Угодичь, в урочище, называемом ныне «Меленки», имел мукомольную мельницу. Велика ли, мала ли была эта мельница — история молчит, только память об этой мельнице сохранилась в с. Угодичах и в настоящее время, если кто много говорит, тогда скажут об нём: «Ну, замолол, как Подуруева мельница!»

Худо ли, хорошо ли она молола, история тоже об этом умолчала. Вот теперь и я думаю, скажут обо мне: «Ну, замолол, как Подуруева мельница!» И немудрено: дядя мой Михаил Дмитриев был женат на дочери Лариона Подуруева, по имени Марфе. Она была мне восприемницей при св. крещении; но что кому до этого: я мелю свой помол, а не чужой. За хороший помол живые, может быть, скажут спасибо, что помянул старину, которую они забыли, а потомки узнают о своих предках; крупно мелю, что делать, — посердятся, а всё-таки как смолол, так и скажут.

Следующая страница